Чиновники предлагают запретить вывозить пациентов на лечение за границу, объясняя это тем, что все заболевания можно вылечить в России.
Что думают по этому поводу врачи-практики?
Об этом — наш разговор с доктором Маргаритой Белогуровой, ведущим детским онкологом, доктором медицинских наук, заведующей отделением детской онкологии ГБ № 31 (Санкт-Петербург), заведующей кафедрой онкологии Санкт- Петербургского государственного педиатрического медицинского университета.
Отчаяние или надежда?
Недавно была дана отмашка взять работу благотворительных фондов, отправляющих тяжелых пациентов на лечение на рубеж «под контроль». Мы знаем, что обычно после такой рекомендации, данной сверху, благотворителям «перекрывают кислород». Как это скажется на онкобольных детях — ведь обычно на лечение за рубеж отправляют именно их?
Доктор: — Безусловно, всем хочется, чтобы значительные суммы, собранные на лечение этих детей, расходовались разумно. Например, чтобы оплачивалось лечение, которое невозможно получить в нашей стране.
Например, в России нет ни одной установки протонного облучения (щадящей точечной процедуры, при которой облучается только зона опухоли и не затрагиваются прилегающие ткани, что исключительно важно для растущего организма.
Когда у нас появляется маленьких пациент, нуждающийся в таком лечении, мы всегда обращаемся за помощью в благотворительные фонды. Бывают случаи, когда ребенку только поставили диагноз и еще не начинали лечить, а родители сразу начинают теребить благотворителей со словами «здесь все плохо, врачи ни на что не способны, отправьте нас за границу». Это неправильно — ведь на деньги, собранные на ребенка, который требует обычного стандартного лечения, можно было помочь другому малышу, реально нуждающемуся в лечении за границей.
Поэтому мы считаем, что при благотворительных фондах обязательно должен быть консилиум экспертов.
С другой стороны, часто возникает ситуация: благотворитель хочет через фонд оплатить лечение конкретного ребенка, который тронул его сердце — зачем ему мешать? Мы знаем случаи, когда наши врачи считали ребенка бесперспективным, а ему помогло экспериментальное лечение за границей.
— Но экспериментальное лечение часто называют « терапией отчаяния» с очень низким КПД…
— Любое новое лекарство, которое появляется на рынке, сначала назначают тяжелым больным, которым не помогло стандартное лечение. И мы знаем множество пациентов, которые выкарабкались именно благодаря нестандартному лечению и немало препаратов, которые из разряда экспериментальных перешли в стандарты лечения. Кстати, на базе нашей клиники проходят клинические исследования новых препаратов в рамках международных программ. Называть это экспериментами можно с большой натяжкой, так как все эти препараты с потенциально просчитанным эффектом.
— Чиновники ратуют за лечение в России еще и потому, что сегодня все виды высотехнологической помощи можно получить на родине.
— Безусловно, практически все современные технологии лечения онкологических заболеваний в нашей стране освоены и результаты этого лечения сопоставимы с лечением за границей. Но нельзя забывать, что в России есть только шесть центров в трех городах, в которых осуществляется трансплантация костного мозга (в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге) и среднее время ожидания лечения в них — три-четыре месяца.
Но дети не могут ждать. У них, в отличие от взрослых, рак развивается стремительно и агрессивно. У некоторых опухолей скорость удвоения опухолевой массы — одни сутки. Очередь для детей со злокачественными опухолями равносильна смертному приговору.
Поэтому абсолютно правы родители, которые в такой ситуации обращаются в благотворительные фонды.
Если не начать лечение сегодня, завтра ребенка уже будет не спасти.
— Благотворительные фонды обвиняют в жульничестве и пособничестве рекрутам из зарубежных клиник…
— Мошенников везде хватает. Не только пациентов, но и врачей забрасывают всевозможными предложениями, обещая … откат за каждого направленного к ним пациента. Но врачей трудно ввести в заблуждение — каждый специалист знает, какая западная клиника, на чем специализируется и где самые лучшие результаты лечения.
Мы нередко напрямую обращаемся в те клиники, где нашим пациентам действительно могут помочь.
Поэтому необходим контакт между врачами и благотворителями.
Сейчас или никогда?
— Как вы восприняли закон об ограничении закупок импортного оборудования?
— Я не сомневаюсь в возможностях нашей страны производить качественное оборудование. Другое дело, что такие законы должны приниматься, когда есть уверенность, что отечественные аналоги, доказавшие если не свои преимущества, то хотя бы эквивалентность зарубежным, существуют. А пока отечественных томографов врачи не видели. Другой вопрос — обслуживание этой техники. Сегодня даже ЧП в космосе объясняются наличием на орбите контрафактных деталей, а если такие томографы будут поставляться в больницы? Через месяц медицина встанет.
Другой больной вопрос — лекарства. По существующему закону стационары должны закупать препараты по минимальным ценам. Поэтому недобросовестные производители идут на лукавство — они создают непроверенные дженерики на основе действующего вещества их оригинальных препаратов, выставляют цену на рубль ниже и радостно потирают руки, понимая, что их препарат мы просто обязаны закупить.
— Есть печальная статистика — 2/3 детской онкологии в России диагностируется на поздних стадиях…
— Самая высокая заболеваемость онкологическими заболеваниями в детском возрасте — у детей до года.
Это мировая статистика. В нашей стране — пик приходится на старшие возрастные группы, именно потому, что мы «пропускаем» грудничковые опухоли и диагностируем только запущенный процесс. Есть объективные причины — у детей опухоли растут часто в местах, недоступных глазу (живот, головной мозг) и долго не дают симптомов.
С учетом этой особенности была создана программа диспансеризации детей, но она не выполняется ни родителями (которые считают, что раз жалоб нет, нечего хватать заразу по поликлиникам), ни врачами (которые, либо из-за запарки, либо из-за неграмотности забывают измерить ребенку объем головы или отправить его на плановое УЗИ. Хотя грамотный врач, который имеет современный аппарат и правильно ставит датчики, может обнаружить опухоль в зародыше.
— Что должно насторожить врачей и родителей?
— Многие надеются, что о наличии опухоли можно узнать по анализу крови. Это заблуждение — даже при лейкозах анализ крови бывает чистым, как слеза. В первую очередь нужно обращать внимание на состояние ребенка. Насторожить должны немотивированная усталость, бледность, желание прилечь, рвота по утрам. А если уже появились головные боли, необъяснимые синяки, рвота фонтаном — к врачу нужно бежать со всех ног.
— Почему у детей, не имеющих вредных привычек и ведущих здоровый образ жизни, возникает рак?
— В группе риска — дети с пороками развития и генетическими синдромами. У детей опухоли преимущественно эмбриональной природы. Если при закладке произошел какой-то сбой или ошибка (порок сердца, неопущение яичка, удвоение почки … или ребенок — носитель патологического гена) — за таким ребенком нужно пристально следить — вовремя проходить врачей-специалистов (узкие специалисты знают ассоциативные связи патологии и видов опухолей) и дважды в год делать УЗИ.
— Много говорят о связи возникновения рака и регионов проживания…
— Раковых регионов в России нет. Хотя и есть предположения о наличии связей между радиационным излучением и онкологией. После Чернобыля, например, ждали всплеска лейкемий (как это было после Хиросимы).
Но, к счастью, этого не случилось. Мы получили только резкое увеличение (в 30 раз) рака щитовидной железы (крайне редкого у детей), но в целом ситуация в проблемных областях гораздо спокойнее, чем ожидали онкологи.
— С какой стороны онкологи ждут прорыва в лечении онкологии у детей?
— Прорыв уже произошел в 90-х годах прошлого века, когда в Россию пришел метод интенсивного лечения детской онкологии, благодаря которому выживаемость пациентов в ведущих онкологических центрах увеличилась до 75—80%, а при некоторых видах опухолей — до 90% (ранее выживали не более 30%, а при лейкозах — не более 10%). Но в России такое лечение доступно в единичных клиниках. Наша задача — сделать так, чтобы оно было доступно повсеместно. Вот это и будет наш главный прорыв.
* Опубликовано по материалам открытых источников Интернета.